идела на заросшем высокой травой
ухоженном лугу, который тянулся во
все стороны, сколько хватало взгляда.
Небо было безукоризненно голубым, воздух
— теплым и ароматным. Пели
птицы. — Как я рада, что
ты зашла, — сказала Елена. —
Ох, да, — отозвалась Бонни.
— Я, естественно, тоже. Конечно. Она
снова огляделась по сторонам, потом
поспешно перевела взгляд на Елену. —
Еще чаю? В руках у Бонни
была чайная чашка, тонкая и
хрупкая, как яичная скорлупа. — Да-да,
конечно. Спасибо. На Елене было плотно
облегающее платье в стиле XVIII
века из тонкого белого муслина,
которое подчеркивало изящество ее фигуры.
Аккуратно, не пролив ни капли,
Елена налила чай. — Хочешь мышку? —
Что? — Я спрашиваю, хочешь
сандвич к чаю? — Ой. Сандвич?
Ага. Спасибо. — Это был
изящный квадратик белого хлеба без
корки, на котором лежал тонко
нарезанный огурец с майонезом. Все вокруг
сияло и искрилось, как на
картинах Сера. «А ведь мы
в Теплых Ручьях, на нашем
старом месте для пикников, —
сообразила Бонни. — Но вообще-то
говоря, у нас есть темы
поважнее чая». — Кто сейчас делает
тебе прическу? — спросила она.
Елена ни за что не
сумела бы сама так причесаться. —
Нравится? — Елена провела рукой
по пышным, шелковистым светло-золотым волосам. —
Великолепно, — провозгласила Бонни таким
голосом, каким говорила ее мать
на торжественном банкете «Дочерей американской
революции». — Да, волосы —
это очень важно, сама понимаешь,
— сказала Елена. Глаза у
нее были лазурного оттенка, темнее,
чем небо. Бонни смущенно дотронулась
до своих жестких рыжих локонов.
— Само собой, кровь тоже
очень важна, — продолжала Елена. —
Кровь? Да-да, конечно, — нервно
ответила Бонни. Она совершенно не
понимала, о чем говорит Елена,
и чувствовала себя так, словно
шла по канату над озером,
кишащим крокодилами. — Да, конечно,
и кровь важна, — слабо
поддакнула она. — Еще сандвич? — Спасибо. Второй
сандвич был с сыром и
помидорами. Елена тоже взяла себе
один и аккуратно откусила кусочек.
Бонни смотрела на нее, и
ей с каждой минутой становилось
все неуютнее, а потом… Потом она
увидела, как с краев сандвича
капает склизкая грязь. — Что… что
это? — спросила она дрожащим
голосом. Только сейчас сон действительно
стал похож на сон, и
Бонни поняла, что не может
пошевелиться — может только смотреть
и тяжело дышать. Увесистая капля
какой-то бурой гадости упала с
сандвича Елены на клетчатую сКатрть.
Да, это была грязь. — Елена…
Елена, что… — Ах да, мы
здесь все это едим. —
Елена улыбнулась, обнажив почерневшие от
грязи зубы. Ее голос изменился,
стал словно бы мужским —
неприятным и неестественным. — И
ты тоже будешь. Воздух уже не
казался теплым и ароматным. Теперь
он был знойным и тошнотворно-сладко
пах гниющим мусором. Среди зеленой
травы чернели ямы, и сама
трава была не ухоженной, как
раньше, а дикой, беспорядочно разросшейся.
Это были не Теплые Ручьи.
Бонни сидела на старом кладбище;
как же она раньше этого
не поняла? Вот только могилы
были свежими. — Еще мышку? —
спросила Елена и мерзко захихикала. Бонни
опустила глаза на недоеденный сандвич,
который держала в руках, и
заорала: с его края свисал
голый бурый хвост. Бонни отшвырнула
сандвич, и тот с хлюпающим
звуком ударился о могильный камень.
Бонни вскочила. Ее подташнивало. Она
стала судорожно вытирать руки о
джинсы. — Нет, уходить еще рано.
Компания только собирается. Лицо Елены менялось,
волосы почти исчезли, а кожа
серела и грубела. На блюде
с сандвичами и в свежевырытых
ямах что-то копошилось, но Бонни
не могла заставить себя присмотреться.
Она понимала, что сойдет с
ума, если разглядит, что там
шевелится. — Ты не Елена! —
выкрикнула она и побежала прочь. Порыв
ветра бросил ей волосы в
глаза, и она ослепла. Преследователь
был сзади; она чувствовала его
прямо у себя за спиной.
«Только бы добежать до моста»,
— подумала она и на
что-то наткнулась. — Я ждал тебя,
— сказало существо, похожее на
скелет, с длинными кривыми зубами,
одетое в платье Елены. —
Послушай меня, Бонни. — Чудовище
сжало ее с нечеловеческой силой. —
Ты не Елена! Ты не
Елена! — Послушай меня, Бонни! Это снова
был голос Елены, ее настоящий
голос; он не был низким
и уродливым, как тот, что
говорил с Бонни до этого.
Не искаженный омерзительными интонациями, голос
звучал настойчиво, доносясь откуда-то сзади.
Он ворвался в ее сон,
как струя свежего холодного ветра. —
Бонни, слушай внимательно… Все вокруг таяло
— костлявые руки, схватившие Бонни,
полуразрушенное кладбище, прогорклый жаркий воздух.
На мгновение голос Елены был
слышен отчетливо, но потом стал
обрываться, как при плохой междугородной
связи. — …Он искажает все вокруг,
меняет. А я слабее, чем
он… — Несколько слов Бонни
не расслышала. — …Но это
очень важно. Тебе нужно найти…
немедленно. — Голос стал пропадать. —
Елена, я тебя не слышу!
Елена! — …простая магия, всего два
ингредиента. Те, что я назвала… —
Елена! Бонни сидела на кровати, прямая
как струна. Она продолжала кричать
и никак не ...
|