|
евушку и позволил ее убить.
Этот
укол был другим. Удар был
направлен в сердце Стефана —
и попал прямо в цель.
Как лезвие, когда-то давно убившее
его. Стефан попытался дышать ровно.
Он не доверял себе и
поэтому предпочел ничего не говорить.
—
Прости меня. — Голос Мэтта
был свинцово-тяжелым, а когда Стефан
взглянул на него, то увидел,
что напряженные плечи опустились. —
Это было скотство — так
говорить.
— Ты сказал чистую правду.
— Стефан помедлил, а потом
добавил ровным голосом: — Но
дело ведь не только в
этом, верно?
Мэтт не ответил. Он
смотрел в пол, ковыряя что-то
невидимое носком ботинка. В тот
момент, когда Стефан уже отчаялся
что-нибудь услышать, он поднял на
него глаза и задал ответный
вопрос:
— Мир. Какой он на
самом деле?
— Какой… что?
— Мир.
Ты его повидал, Стефан, у
тебя ведь было лет четыреста-пятьсот
форы, так? И я хочу
спросить. Мир, в общем и
целом, стоит того, чтобы его
спасать? Или он, в общем
и целом, просто большая куча
дерьма?
— Ох! — Стефан закрыл
глаза.
— А люди, а, Стефан?
Род человеческий. Кто мы такие
— болезнь или просто симптом?
Вот смотри. Возьмем кого-нибудь, например…
например, Елену, — на мгновение
голос Мэтта дрогнул, но он
продолжил: — Елена пожертвовала жизнью,
чтобы в этом городе могли
спокойно жить такие девушки, как
Сью. А теперь Сью мертва.
Все началось заново. И никогда
не закончится. Нам не победить.
Какие ты делаешь из этого
выводы?
— Мэтт…
— Вот что я
хочу спросить на самом деле:
в чем смысл? Может, все
это — какая-то космическая шутка,
которой я не понимаю? Или
просто огромная идиотская ошибка? Понимаешь,
что я хочу сказать?
— Понимаю,
Мэтт. — Стефан сел и
запустил пальцы в волосы. —
Если ты помолчишь минутку, я
попытаюсь ответить тебе.
Мэтт пододвинул стул
и сел на него верхом:
—
Поехали. Ты уж постарайся.
Он смотрел
на него угрюмо и вызывающе,
но Стефан видел, что за
этим взглядом скрывается невыносимая боль.
—
Я повидал много зла, Мэтт,
больше, чем ты можешь себе
представить, — начал Стефан. —
Я сам творил зло. Зло
всегда будет частью моей натуры,
как бы я этому ни
сопротивлялся. Иногда мне казалось, что
человеческая раса — зло, намного
большее, чем наша. Иногда —
что в обеих наших расах
так много тех, кто сеет
зло, что уже неважно, что
происходит со всеми остальными.
Впрочем, если
разобраться, то я знаю ненамного
больше, чем ты. Нет, я
не могу тебя утешить: мол,
конечно, смысл есть. Или: да,
рано или поздно все будет
хорошо. — Стефан посмотрел Мэтту
в глаза и сказал, тщательно
подбирая слова: — Но у
меня к тебе встречный вопрос.
Ну и что тогда?
Мэтт уставился
на него.
— И что тогда?
—
Вот именно. И что тогда?
—
Если вселенная — это зло
и, как ни старайся что-нибудь
исправить, все равно все без
толку? — В голосе Мэтта
все отчетливее звучало недоверие.
— Да,
именно. Ну и что тогда?
— Стефан наклонился вперед. —
Что ты, Мэтт Ханикат, станешь
делать, если окажется, что все,
что ты сказал, — правда?
Что будешь делать ты, лично
ты? Сложишь руки и поплывешь
по течению?
Мэтт крепко сжал спинку
стула.
— Ты это о чем?
—
Можно ведь и так —
просто плыть по течению. Дамон
все время это твердит. Можно
встать на сторону зла —
ведь зло всегда побеждает. И
никто тебя не упрекнет. Ведь
если весь мир таков, то
с какой стати ты должен
быть другим?
— К чертям собачьим!
— заорал Мэтт. В его
синих глазах пылал огонь; он
даже привстал со стула. —
Пускай Дамон так и делает!
Но, даже если мы проиграли,
это не повод сидеть сложа
руки. Даже если я буду
точно знать, что мы проиграли,
я все равно буду бороться.
Проклятье, я должен бороться!
— Я
знаю. — Стефан откинулся на
спинку, и на его губах
промелькнула слабая улыбка. Она была
усталой, эта улыбка, но в
ней ясно читалось, что в
этот момент он чувствует внутреннюю
близость с Мэттом. А через
секунду он догадался по лицу
Мэтта, что тот это понял.
—
Я знаю. И я тоже
так считаю, — продолжал Стефан.
— Нельзя сдаваться только потому,
что у нас мало шансов.
Мы должны бороться, потому что
иначе остается только одно —
сдаться.
— Я не собираюсь сдаваться,
— стиснув зубы, сказал Мэтт.
Наконец-то пламя, которое все это
время пылало глубоко внутри, пробилось
наружу. — Ни в чем.
И никогда.
— Никогда — это
довольно долгий срок, — усмехнулся
Стефан. — В общем, не
знаю, стоит оно того или
не стоит, но я тоже
собираюсь бороться. Я понятия не
имею, есть ли у меня
шансы. Но я попытаюсь.
— Это
единственное, что мы можем, —
сказал Мэтт. Он медленно встал
и выпрямился. Напряжение ушло из
его мышц, а глаза опять
стали голубыми, пронзительными — такими,
какими их помнил Стефан. —
Ладно, — тихо закончил он.
— Если ты нашел то,
что искал, лучше бы нам
вернуться к девушкам.
Стефан задумался, стараясь
переключиться.
— Мэтт, если я все
понял правильно, то в ближайшее
время девушкам ничего не грозит.
Хотя все равно будет лучше,
если ты их подменишь. А
я почитаю еще кое-что, раз
уж пришел сюда. Был такой
человек, по имени Гервасий Тильберийский,
который жил в начале XIII
ве...
|
