у тебя в доме, на
семейном древе. На том конца провода
молчали так долго, что Бонни
забеспокоилась, не прервалась ли связь. —
Мередит? — Я думаю. Как по-твоему,
это не может быть простым
совпадением? — Ничуточки. — У Бонни
отлегло от сердца, и она
улыбнулась, весело и азартно. —
Абсолютно никаких совпадений. Тут скорее
тот случай, когда история повторяется.
Она ведь иногда повторяется буквально,
все совпадает до мелочей. Если
ты понимаешь, о чем я. —
Да, — сказала Мередит. По
голосу было слышно, что она
пытается справиться с потрясением. Ничего
удивительного. — Знаешь, а может
быть, ты и права. Но
тут есть еще одна проблема
— как уговорить… этого человека,
чтобы он нам помог. — Думаешь,
могут возникнуть сложности? — Не исключаю.
У некоторых едет крыша… на
почве выпускных экзаменов. Бывают такие
люди, которые становятся совершенно сумасшедшими. У
Бонни екнуло сердце. Это ей
не приходило в голову. Вдруг
его состояние настолько плохо, что
он не сможет им ничего
рассказать? — Ну, попытка не пытка,
— сказала она, стараясь вложить
в эти слова весь оптимизм,
на который она была способна.
— Давай попробуем завтра. — Договорились.
Я заеду за тобой в
двенадцать. Спокойной ночи, Бонни. — Спокойной
ночи, Мередит, — сказала Бонни,
а потом добавила: — И
прости меня. — Ничего страшного; может
быть, все и к лучшему.
Чтобы история перестала повторяться все
время. Пока. Бонни нажала на рычаг
переносного аппарата и просидела несколько
минут, держа палец на рычаге
и глядя в стенку. Наконец
она вернула трубку на место
и подвинула к себе дневник.
Она поставила точку в предыдущем
предложении и написала новое.
Завтра мы
едем к дедушке Мередит.
—
Я идиот, — говорил Стефан
на следующий день, сидя в
машине Мередит. Они направлялись в
Западную Виргинию, в институт, где
лечили ее дедушку. Поездка обещала
быть довольно долгой. — Мы все
идиоты. Кроме Бонни, — сказал
Мэтт. Несмотря на все свое волнение,
Бонни почувствовала, как внутри разливается
приятное тепло. Но Мередит, не сводившая
глаз с дороги, покачала головой: —
Стефан, ты никак не мог
до этого додуматься, так что
перестань себя грызть. Ты не
знал, что Клаус напал на
дом Кэролайн в тот же
день, что и на моего
дедушку. А мне или Мэтту
и в голову не могло
прийти, что Клаус долго жил
в Америке, — мы ведь
его ни разу не видели
и не слышали, как он
разговаривает. Мы считали, что искать
надо в Европе. Серьезно, только
Бонни могла связать все звенья
воедино, потому что только у
нее была вся необходимая информация. Бонни
прикусила язык. Мередит заметила это
в зеркальце заднего вида, и
ее бровь изогнулась. — Просто не
хочу, чтобы ты слишком много
о себе воображала, — сказала
она. — Что ты! Скромность —
одно из самых прелестных моих
качеств, — отозвалась Бонни. Мэтт фыркнул,
а потом добавил: — И все-таки
я считаю, что ты потрясающе
умная. И ощущение тепла вернулось.
* *
*
Институт был жутким местом. Бонни
изо всех сил старалась не
выказывать страха и отвращения, но
понимала, что Мередит знает о
ее чувствах. Она шла по
коридорам впереди них, гордо выпрямив
спину. Бонни, знакомая с ней
уже много лет, отлично понимала,
что скрывается за ее бравадой.
Родители Мередит считали состояние дедушки
настолько скверным, что никогда даже
не упоминали о нем при
посторонних. Его болезнь черной тенью
легла на их семью. И теперь
Мередит в первый раз открывала
семейный секрет чужим людям. Бонни
испытала прилив любви и уважения
к подруге. В этом была
вся Мередит — в том,
как она держалась: без суеты,
с достоинством, так, чтобы никто
не догадался, чего ей это
стоит. И все-таки институт был
ужасным местом. Нет, там не было
грязно, не было буйных безумцев
и прочих ужасов. Пациенты выглядели
опрятно; видно было, что за
ними хорошо ухаживают. Но в
стерильных больничных запахах, коридорах, заполненных
неподвижными инвалидными креслами, и пустых
глазах было нечто такое, отчего
Бонни хотелось немедленно бежать отсюда. Здание
словно бы населяли зомби. Бонни
видела старуху, у которой сквозь
жидкие седые волосы просвечивал розовый
скальп. Она сидела, уронив голову
на стол, где валялся голый
пластмассовый пупсик. Бонни в страхе
протянула руку и нашла ладонь
Мэтта, который одновременно протянул руку
к ней. Так они и
шли за Мередит — крепко,
до боли вцепившись друг в
друга. — Вот эта палата. В палате
сидел еще один зомби с
седыми волосами, в которых еще
можно было заметить черные, как
у Мередит, пряди. Все его
лицо состояло из линий и
морщин, глаза с покрасневшими веками
слезились. Он бессмысленно смотрел перед
собой. — Дедушка, — сказала Мередит,
присаживаясь перед его креслом на
корточки. — Дедушка, это я,
Мередит. Я пришла тебя навестить.
Мне надо задать тебе один
очень важный вопрос. Старческие глаза смотрели
не мигая. — Иногда он нас
узнает, — тихо, без всякого
выражения сказала Мередит, — но
в последнее время все реже
и реже. Старик продолжал смотреть перед
собой. Стефан присел на корточки....
|