|
ве. Сначала опасливо, потом все
более и более уверенно и
быстро. Плохо слушающимися пальцами она
подняла листок, снова положила его
на траву и потрогала землю.
Снова взяла в руки листок.
Сгребла целую пригоршню мокрых листьев,
поднесла их к лицу и
понюхала. Потом посмотрела на Бонни,
и листья выпали из ее
руки.
Секунду они обменивались взглядами, стоя
на коленях в метре друг
от друга. Потом, дрожа, Бонни
протянула руку. У нее перехватило
дыхание. Ощущение безумия становилось все
сильнее.
Рука Елены тоже протянулась к
ней. Они дотянулись друг до
друга, и их пальцы соприкоснулись.
Настоящие
пальцы. В настоящем мире. Они
обе были здесь.
Бонни завизжала и
бросилась Елене на шею.
Минуту она
в безумном восторге бешено хлопала
по ней ладонями, не веря
самой себе. Но Елена была
настоящей. Она была мокрой от
дождя, она дрожала, и руки
Бонни не проходили сквозь ее
тело. В волосах у нее
застряли обрывки мокрых листьев и
песчинки.
— Ты здесь, — плача,
говорила Бонни. — Я могу
тебя потрогать, Елена!
А Елена выдохнула
ей в ответ:
— А я
могу потрогать тебя! Я здесь!
— Она снова схватила листья.
— Я могу потрогать землю!
—
А я вижу, как ты
ее трогаешь! — Они могли
бы продолжать так до бесконечности,
если бы не Мередит. Она
стояла в нескольких шагах, уставившись
на них, ее темные глаза
расширились, а лицо побелело. Она
издала сдавленный звук.
— Мередит! —
Елена повернулась, протянула к ней
руки с прилипшими к ладоням
листьями и раскрыла объятия.
А Мередит,
которая держала себя в руках,
когда тело Елены обнаружили в
реке, когда Елена, превратившаяся в
вампира, возникла у нее в
окне, когда Елена в облике
ангела появилась на поляне, —
стояла молча, и ее колотила
дрожь. Она была готова упасть
без чувств.
— Мередит, она не
прозрачная! Ее можно потрогать! Смотри!
— Бонни в экстазе опять
стала хлопать Елену по спине.
Мередит
не шевелилась.
— Этого не может
быть… — прошептала она.
— Может!
Видишь? Это правда! — Бонни
была на грани истерики и
сама это понимала, но ей
было наплевать. Если уж у
кого и было право зайтись
в истерике, так это у
нее. — Это правда, это
правда, — нараспев кричала она.
— Мередит, ну иди же
сюда и убедись.
Мередит, по-прежнему
не сводившая глаз с Елены,
снова издала сдавленный звук. А
потом кинулась к ней одним
судорожным движением, дотронулась до ее
кожи и убедилась, что ее
руки касаются твердой плоти. Она
заглянула Елене в лицо. А
потом, не в силах сдерживать
себя, в голос разрыдалась.
Она плакала
и не могла остановиться, и
ее голова лежала у Елены
на плече.
Бонни радостно хлопала их
обеих ладонями.
— Как ты думаешь,
может, ей лучше что-нибудь накинуть?
— раздался голос, и Бонни,
подняв голову, увидела, что Кэролайн
невозмутимо стягивает с себя платье.
Она стояла в бежевой синтетической
сорочке так, словно ходить по
лесу в нижнем белье было
для нее привычным делом. «Никакого
воображения, — снова подумала Бонни,
но на этот раз без
всякой досады. — Глупо отрицать,
что в некоторых ситуациях отсутствие
воображения — огромный плюс».
Мередит и
Бонни через голову натянули на
Елену платье. В нем она
стала совсем маленькой, мокрой и
немножко ненастоящей, как будто отвыкла
носить одежду. Но это была
хоть какая-то защита от дождя.
Потом
Елена прошептала:
— Стефан.
Она повернулась. Он
стоял рядом с Дамоном и
Мэттом, чуть в стороне от
девушек. Он смотрел на нее.
Смотрел так, словно не только
его дыхание, но и вся
его жизнь затаилась в ожидании.
Елена
встала и сделала навстречу ему
неуверенный шаг, потом еще один,
потом еще. Тонкая и какая-то
неожиданно хрупкая в чужом платье,
она, чуть пошатываясь, шла к
нему. «Как русалочка, которая впервые
учится ходить», — подумала Бонни.
Сначала
он стоял, не шевелясь, а
потом, когда она преодолела половину
разделявшего их расстояния, вдруг бросился
к ней. Они встретились и
в порыве восторга упали в
траву, сплелись в объятиях, изо
всех сил прижавшись друг к
другу. Оба не произнесли ни
слова.
Наконец Елена чуть отстранилась от
Стефана, чтобы получше рассмотреть его,
а он, молча глядя на
нее, обхватил ее голову ладонями.
Елена, громко рассмеявшись от счастья,
несколько раз сжала и разжала
пальцы, не сводя с них
взгляда, а потом запустила их
в шевелюру Стефана. Они поцеловались.
Бонни
без всякого стеснения любовалась ими,
чувствуя, что плачет от безумной,
опьяняющей радости. У нее саднило
горло, но это были не
горькие слезы боли — они
были сладкими, и, плача, она
продолжала улыбаться. Она вся измазалась
в грязи, насквозь промокла, но
никогда в жизни она еще
не была так счастлива. Ей
хотелось танцевать, петь, вытворять всякие
безумства.
Потом Елена оторвалась от Стефана
и окинула всех взглядом, и
лицо ее было почти таким
же светлым, как и тогда,
когда она появилась на поляне
в облике ангела. Она сияла,
как звездочка. «Вот теперь ее
уже никто не назовет Снежной
Королевой», — подумала Бонни.
— Друзья,
— сказала Елена. Только одно
это слово, но его было
достаточно, — этого слова и
едва слышного всхлипа, ...
|
