даже не попыталась ударить его
расческой. - Что... случилось? –
что Елена понимала, так то,
что ей это не нравилось.
Она была недовольна предыдущим пробуждением,
после которого она получила смутное
представления о вещах, происходивших вокруг
нее, пока она спала. Пока
Дамон, приготовившийся то ли к
борьбе, то ли к полету,
наблюдал за выражением ее лица,
она потихоньку начала понимать, что
с ней произошло. - Дамон,
- она подарила ему яростный
взгляд. Он говорил: ты меня
мучил или просто рассматривал, или
ты только заинтересованный свидетель, наблюдавший
за всем за стаканом коньяка?
- Они готовят с коньяком,
принцесса. Они пьют Арманьяк. И
я не пью...кстати, - сказал
Дамон. Он испортил эффект фразы
торопливым добавлением. – Это не
угроза. Клянусь, Стефан велел мне
охранять тебя. Это было правдой,
если рассматривать только факты: Стефан
вопил: «Тебе бы лучше убедиться,
что с Еленой ничего не
случится, ты, лицемерный ублюдок, иначе
я найду путь обратно и
вырву твой... » Остаток фразы
был приглушен борьбой, но Дамон
уловил суть. И теперь он
относился к этому серьезно. -
Ничто больше не причинит тебе
боль, если ты позволишь мне
присматривать за тобой, - добавил
он, впадая в облать фантастики,
ведь тот, кто напугал ее
и вытряхнул из машины был
рядом с ним. Но ничто
не доберется до нее в
будущем, поклялся он себе. Он
ошибся в последний раз, с
сегодняшнего дня не будет никаких
дальнейших нападений на Елену Гилберт
– или кто-то умрет. Он
не пытался читать ее мысли,
но когда она уставилась в
его глаза, он понял их
с полной ясностью и чрезвычайной
тайной – слова: Я знала,
что была права. Это был
кто-то другой все это время.
И он знал, что кроме
ужасной боли Елена почувствовала огромное
удовлетворение. - У меня повреждено
плечо, - она подняла правую
руку чтобы дотронуться до него,
но Дамон остановил ее. -
Ты вывихнула его, - сказал
Дамон. – Оно будет болеть
некоторое время. - И моя
лодыжка...но кто-то...я помню, когда я
была в лесу, когда взглянула
наверх там был ты. Я
не могла дышать, но ты
вырвал стебли, опутывающие меня и
понес меня на своих руках,
– она посмотрела на дамона
в замешательстве. – Ты спас
меня? Это предложение должно было
быть вопросом, но оно не
было им. Она задавалась вопросом
о другой вещи, казавшейся невозможной.
И потом она заплакала. Первая
сознательная слеза одинокого ребенка. Эмоции
неверной жены, когда муж ловит
ее с любовником... И, возможно,
плач девушки, которая полагает, что
смертельный враг спас ей жизнь.
Дамон расстроенно сжал зубы. Мысль
о том, что Шиничи мог
смотреть на все это, чувствовать
эмоции Елены, смакуя их... это
невозможно вынести. Шиничи бы вернул
Елене память, он был уверен
в этом. Но это время
и место были для него
забавны. - Это моя работа,
- с усилием сказал он.
– Я поклялся это делать.
- Спасибо, - прошептала Елена
сквозь слезы. – нет, пожалуйста...не
отворачивайся. Правда. Оххх...есть здесь бумажные
салфетки...или что-нибудь сухое? – ее
тело снова затряслось в рыданиях.
В совершенной ванной были салфетки.
Дамон принес их Елене. Он
отвернулся, когда она использовала их,
высмаркивая нос снова и снова,
так как она до сих
пор рыдала. Здесь не было
никакого очаровывающего и очаровательного духа,
не было мрачного и искушенного
борца зла, ни опасной кокетки.
Она была всего лишь девочкой,
которую сломала боль, задыхающаяся как
раненая олениха и рыдающая как
ребенок. И, несомненно, его брат
знал бы, что сказать ей.
Он, Дамон, понятия не имел
что делать – кроме того,
что он знал, что убьет
за это. Шиничи усвоит, как
не кстати ругаться с Дамоном,
вовлекая в это Елену. -
Как ты себя чувствуешь? –
резко спросил он. Никто не
может сказать, что он брал
из этого выгоду...никто не может
сказать что он причинил ей
боль только для того...чтобы использовать
ее. - Ты дал мне
свою кровь, - с любопытством
сказала Елена, и поскольку он
быстро посмотрел на его закатанный
рукав, она добавила. – Нет...это
просто чувство, в котором я
уверена. Когда я в первый
раз...вернулась на землю после жизни
духа. Стефан дал мне свою
кровь и в конечном итоге
я всегда почувствую...это. Очень тепло.
Немного некомфортно. Он повернулся и
посмотрел на нее: - Некомфортно?
- Ага, здесь, - она
дотронулась до своей шеи. –
Мы думаем, это символичная вещь...
для вампиров и людей, живущих
вместе. - Ты имеешь в
виду, для вампира, Обращающего человека
в вампира, - резко сказал
он. - Исключение в том,
что я не Обратилась, когда
была духом. Но потом...я снова
стала человеком, - она икнула,
попробовала улыбнуться жалостливой лыбкой и
взяла гребень. – Я прошу
тебя посмотреть на меня и
удостовериться, что я не Обратилась,
но..., - она сделала небольшое
беспомощное движение. Дамон сел и
представил, каково это – заботиться
о ребенке-духе Елене. Это была
дразнящая идея. Он сказал прямо:
- Когда ты говорила, что
чувствовала себя некомфортно, ты имела
в виду, что я должен
взять у тебя немного крови?
Она оп...
|