|
нни подскочила.
– Да.
–
Тогда попрощайся с ней за
нас, и скажи, что мы
все ее любим. Присмотри за
всеми в городе, мы будем
на связи…
Когда красный Ягуар
развернулся и отъехал от дома,
Бонни произнесла в телефонную трубку:
– Да, ты права. Она
однозначно уезжает. Не знаю, куда
собирается Дамон – в машине
его не было.
Пару мгновений
она выслушивала ответ, а потом
сказала:
– Хорошо, сделаю. Увидимся.
Она положила трубку и принялась
за дело.
*
Дорогой дневник!
Сегодня я убежала из дома.
Хотя едва ли это можно
назвать «убежала», когда тебе почти
восемнадцать, ты берешь свою собственную
машину и, честно говоря, никто
и не знал, что ты
вообще была дома. Так что
я просто скажу, что теперь
я в бегах.
Другая поразительная
вещь – я убежала с
двумя парнями. И ни один
из них не мой парень.
Я так говорю, конечно, но…
не могу не вспоминать. Тот
взгляд в глазах Мэтта на
поляне – я совершенно уверена,
что он был готов умереть,
защищая меня. Я не могу
не думать о том, кем
мы однажды были друг для
друга. Эти голубые глаза… не
знаю, что со мной не
так!
И Дамон. Теперь я
знаю, что под слоями и
слоями камня, в который он
спрятал свою душу, если живая
плоть. Она глубоко спрятана, но
есть. И, если уж быть
откровенной сама с собой, я
не могу не признать, что
временами он задевает какую-то струнку
глубоко во мне, которая заставляет
меня дрожать. Эта та часть
меня, которую я никак не
могу понять.
Елена! Прекрати сейчас
же! Ты не можешь даже
приближаться к той темной части
твоей души, особенно сейчас, когда
у тебя есть Сила. Не
смей к ней приближаться! Теперь
все иначе, и ты должна
быть ответственнее, чем раньше (а
с ответственностью у тебя всегда
было плохо!).
И Мередит больше
нет рядом, чтобы помочь мне
стать ответственнее. И как это
вообще может устроиться? Дамон и
Мэтт в одной машине? Путешествие
втроем? Попробуй представить. Сегодня было
уже поздно, и Мэтт до
сих пор в шоке, поэтому
все обошлось. А Дамон только
ухмылялся. Но завтра он непременно
будет в своей дьявольской форме,
это я точно знаю.
Очень
жаль, что Шиничи пришлось забрать
Крылья Искупления у Дамона вместе
со всеми его воспоминаниями. Но
я верю, что где-то там
осталась крошечная часть Дамона, которая
помнит, каким он был, пока
мы были вместе. И как
ему пришлось стать еще хуже,
чем обычно, чтобы доказать, что
все его воспоминания – ложь.
Так что раз уж ты
это читаешь, Дамон – я
знаю, что так или иначе
ты досюда доберешься и заглянешь
внутрь – давай-ка я скажу
тебе, что ты был милым,
по-настоящему МИЛЫМ, и это было
здорово. Мы разговаривали. Мы даже
смеялись – над одними и
теми же шутками. И ты…
ты был нежным.
А сейчас
ты снова ведешь себя, как
будто бы «А-а, это все
очередная интрига Елены, чтобы заставить
меня измениться, но я и
так знаю, какой я есть,
и мне наплевать». Звучит знакомо,
Дамон? Говорил недавно что-то такое
кому-то? А если нет, то
откуда я их взяла? А
вдруг я действительно говорю правду?
А теперь я собираюсь забыть
о том, что ты замарал
свою честь чтением чужих секретов.
Что еще?
Во-первых, я скучаю
по Стефану.
Во-вторых, я толком
не собралась. Мы с Мэттом
заскочили в пансион, и он
забрал деньги, которые Стефан оставил
для меня, а я схватила
первые попавшиеся вещи из шкафа
– видит Бог, я взяла
кофты Бонни, штаны Мередит и
ни одной приличной ночной рубашки
для себя.
Но, по крайней
мере, у меня есть ты,
мой дорогой друг, подарок, который
Стефан берег для меня. Все
равно я никогда не любила
печатать в файле под названием
«Дневник». Чистые блокноты, вроде тебя,
намного больше мне подходят.
В-третьих,
я скучаю по Стефану. Я
так по нему скучаю, что
плачу, когда пишу об одежде.
И это выглядит так, будто
я плачу из-за одежды, что
делает меня крайне поверхностной. Да,
иногда мне хочется кричать.
В-четвертых, я
хочу закричать прямо сейчас. Только
вернувшись в Феллс-Черч, мы обнаружили
все те ужасы, которые малахи
оставили для нас. Еще одна
маленькая девочка может быть одержима,
как Тами, Кристин и Эва
– но я не уверена,
поэтому я ничего не смогла
сделать. Но у меня есть
чувство, что мы еще не
сталкивались с четвертой одержимой.
В-пятых,
худшее случилось в доме Сайто.
Изабель в больнице с сильным
воспалением во всех ее проколах.
Обаасан, как все называли бабушку
Изабель, не была мертва, как
решили врачи скорой помощи, первыми
добравшиеся до их дома. Она
была в глубоком трансе –
пытаясь связаться с нами. И
это получилось то ли благодаря
моей смелости и вере в
себя, то ли благодаря исключительно
ей – этого я никогда
не узнаю.
В клетке был
Джим Брюс. Он… я не
могу об этом писать. Он
был капитаном баскетбольной команды. Он
поедал самого себя – всю
левую руку, пальцы на правой,
губы. И воткнул карандаш через
ухо прямо в мозг. Они
сказали (я это услышала от
Тайрона Алперта, внука доктора), что
такое называется синдромом Лиша-Нуана, это
редкость, но есть и другие,
такие как он. Так говорят
врачи. А я скажу, что
это малах заставил его. И
никто меня не переубедит. <...
|
