лла находится на пересечении очень
многих линий, это не шутки.
При всем том, что происходит
на… ну, в общем, мне
только жаль, что у нас
не было рядом хорошего парапсихолога.
Бонни знала, что они все
подумали об Аларихе. - Я
попытаюсь заставить его приехать. -
Сказала Мередит. - Но обычно
он где-нибудь в Тибете или
Тимбукту, проводит исследования в это
время. Потребуется время даже на
то, чтобы сообщение просто дошло
ему. - Спасибо. - Стефан
вздохнул с облегчением. - Как
я уже сказала, она наша
проблема. - Спокойно произнесла Мередит.
- Мы сожалеем, что привели
ее. - Громко сказала Бонни,
как будто надеялась, что что-то
внутри Кэролайн могло услышать ее.
Они сказали «пока» отдельно Елене,
не уверенные в том, что
могло произойти. Но она просто
улыбнулась каждому из них и
коснулась их рук. С удачей
или благословением, которое было далеко
за пределами их понимания, но
Кэролайн просыпалась. Она даже казалась
в основном рациональной, но немного
потерянной, когда автомобиль подъехал к
ее дому. Мэтт помог ей
выйти из машины и довел,
держа за руку до двери,
где мать Кэролайн открыла дверь
после звонка. Это была тихая,
робкая, устало-выглядящая женщина, которая, казалось,
не была удивлена увидев на
пороге свою дочь в этом
штате в конце летнего дня.
Мэтт высадил девочек около дома
Бонни, где они провели ночь
во взволнованных размышлениях. Бонни заснула
со звуком проклятий Кэролайн, отзывающихся
эхом у нее в голове.
Дорогой Дневник, Что- то случится
сегодня вечером. Я не могу
сказать или написать, и я
не помню, как напечатать на
клавиатуре, но я могу послать
мысли Стефану, и он может
записать их. У нас нет
никаких тайн друг от друга.
Так что это теперь мой
дневник. И… Этим утром я
снова проснулась. Я снова проснулась!
На дворе все еще лето,
и все в зелени. Распустились
нарциссы в саду. Ко мне
приходили гости. Я не знаю
точно, кем они были, но
трое из них - сильные,
яркие цвета. Я поцеловала их,
и поэтому я не забуду
их снова. Четвертый был другим.
Я могла только видеть раздробленный
цвет, янтарный с черным. Я
должна была использовать сильные слова
Белой Магии, чтобы не допустить
попадание тьмы в комнату Стефана.
Я становлюсь сонной. Я хочу
быть со Стефаном и чувствовать,
что он обнимает меня. Я
люблю Стефана. Я бы все
бросила, чтобы остаться с ним.
Он спросил меня, «Даже полеты?»
(Even flying?) Даже полеты, чтобы
быть с ним и чтобы
он был в безопасности. Да
все что угодно, только чтобы
он был в безопасности. Даже
свою жизнь. Сейчас я хочу
пойти к нему. Елена (А
Стефан извиняется за записи в
новом дневнике Елены, но он
должен написать некоторые вещи, потому
что когда-нибудь, возможно, она захочет
прочитать их, чтобы вспомнить. Я
записал ее мысли в предложения,
но на самом деле она
мыслит не так. Я предполагаю,
что она мыслит фрагментами. Вампиры
привыкли переводить каждодневные мысли людей
как последовательные предложения, но мысли
Элены нуждаются в более трудном
переводе, чем у большинства. Обычно
она мыслит яркими картинками, с
одним или двумя разрозненными словами.
«Четвертый», о котором она говорит,
это Кэролайн Форбс. Я думаю,
Елена знала Кэролайн почти с
младенчества. Меня ставит в тупик
то, что сегодня Кэролайн нападала
на нее любым вообразимым способом,
но всеже, когда я ищу
разум Елены, я не могу
найти ни гнева, ни даже
какую-то боль. Пугающе сканировать разум
подобный этому. Вопрос, на который
мне бы действительно хотелось найти
ответ: Что случилось с Кэролайн
в течение того короткого промежутка
времени, когда она была похищена
Клаусом и Тайлером? И добровольно
ли она сделала то, что
она сделала сегодня? Остался ли
осадок ненависти Клауса как вредные
испарения, заражающие воздух? Или у
нас есть другой враг в
Феллс-Черч? И наиболее важно: что
мы будем со всем этим
делать? Стефан отошел от компьютера.
Глава
8
Старомодные наручные часы показывали
три утра, когда Мередит внезапно
пробудилась от беспокойного сна. И
затем она закусила губу, сдерживая
крик. Над ней склонилось чье-то
лицо, вверх ногами. Последнее что
она помнила, было то, как
она лежала на спине в
спальном мешке и разговаривала с
Бонни об Аларихе. Сейчас Бонни
склонилась над ней, ее лицо
перевернуто, а глаза закрыты. Она
стояла на коленях у подушки
Мередит, и ее перевернутый нос
почти касался носа Мередит. Вдобавок
к этому странная бледность на
щеках Бонни и ее частое
теплое дыхание, которое щекотало лоб
Мередит, и кто угодно -
кто угодно, Мередит утверждала себе,
- имел бы право закричать.
Она ждала, пока Бонни заговорит,
уставясь в темноту этих жутких
закрытых глаз. Но вместо этого
Бонни выпрямилась, встала, и безупречно
двигаясь, пошла спиной вперед к
столу Мередит, где лежал, заряжаясь,
мобильный телефон Мередит, и взяла
его. Должно быть, она включила
на нем запись видео, потому
что она открыла рот и
начала жестикулировать и что-то говорить.
Это было жутко. Звуки, которые
исходили изо рта Бонни, едва
ли можно было различит...
|