|
с помощью Бонни в
"вечернее платье." Темнота снаружи была
приятна для воспаленных глаз Стефана,
ставших такими не из-за яркого
дневного света, а из-за того,
что пришлось сообщать друзьям столь
грустные новости. Намного хуже, чем
воспаленные глаза, было чувство голода
вампира, который давно не питался,
из-за которого Стефану пришлось чуть
задержать дыхание. «Но скоро он
это исправит», сказал себе вампир.
Как только Елена заснет, он
побежит в лес и найдет
белохвостного оленя. Больше никто не
может преследовать свою жертву подобно
вампиру, никто не мог бы
конкурировать со Стефаном в умении
охотится. И даже если потребуется
несколько оленей, чтобы удалить его
голод, ни один из них
после этого не погибнет.
Однако,
у Елены были другие планы.
Она не хотела спать, ей
никогда не надоедало быть с
ним. Как только рев двигателя
автомобиля их посетителей затих вдалеке,
она сделала то, что делала
всегда, находясь в таком настроении.
Она, словно паря в его
руках, подняла к нему свое
лицо, закрыла глаза, и немного
поджала губы. Она ждала.
Стефан
поспешил к незакрытому ставнями окну,
бросил недовольный взгляд в сторону
заглядывающих внутрь любопытных ворон, и
вновь посмотрел на девушку. Елена,
все еще находясь в том
же самом положении, слегка покраснела.
Ее глаза по-прежнему были закрыты.
Стефан иногда думал, что она
будет делать так всегда, когда
захочет его поцелуя.
- Я
обманываю тебя, любовь моя, -
сказал он, вздыхая. Он наклонился
к ней, и поцеловал ее
мягко и нежно.
В Елене
начало подниматься разочарование, словно в
котенке, которому отказали в заслуженной
ласке. Она чуть толкнула его
носом в подбородок.
- Моя
прекрасная любовь, - сказал Стефан,
поглаживая ее волосы.
- Бонни
расплела все узлы, не повредив
их?
Он наклонился вниз, покорный
ее теплу, беспомощный перед ним.
Он уже чувствовал отдаленную, начинающуюся
боль в своих зубах.
Елена
снова подтолкнула его, требуя продолжения.
На этот раз он целовал
ее немного дольше. Следуя логике,
он знал, что она достаточно
взрослая. Сейчас она была старше,
и намного опытней, чем девять
месяцев назад, когда они только
начинали терять голову от поцелуев.
Но чувство вины всегда присутствовало
в его мыслях, и он
не переставал беспокоится о том,
согласна ли она принять его
ласку.
На сей раз это
раздражало его. Елена была согласна.
Внезапно, она повисла на нем,
вынуждая держать ее на весу,
поддерживать ее мягкое, теплое, женственное
тело, словно молящее об этом.
Он прикасался к ней так
нежно, словно она была хрустальной.
Одно из первых слов, которое
она выучила, когда проснулась немой
и невесомой, было «пожалуйста». И,
знала она или нет, но
это слово словно переворачивало все
у него внутри.
«Пожалуйста…?»
-
О, моя любовь, - простонал
он, - Моя прекрасная любовь…
«Пожалуйста…?»
Он поцеловал ее.
Долгое
время было тихо, но он
чувствовал, что его сердце бьется
все быстрее и быстрее. Елена,
его Елена, которая когда-то отдала
за него свою собственную жизнь,
была теплой и приятно тяжелой
в его руках. Она была
с ним, и они принадлежали
друг другу, он никогда бы
не захотел, чтобы что-то изменилось.
Даже неуклонно нарастающая боль в
верхней челюсти приносила ему некоторую
радость. Боль сменилась удовольствием от
того, что теплые губы Елены
были накрыты его губами, и
трепетали, словно крылья бабочки, поддразнивая
его.
Иногда ему казалось, что
она гораздо более активна, когда
кажется полуспящей, расслабленной. Она всегда
была подстрекательницей, и он беспомощно
следовал за ней повсюду, когда
она этого хотела.
В один
миг он вдруг решил остановится,
прервал поцелуй на середине. Тогда
она перестала мысленно разговаривать с
ним и уплыла в угол,
где затем села прямо в
пыль и паутину и заплакала.
Он ничего не мог сделать,
никак не мог утешить ее,
хотя, встав на колени на
твердых деревянных половицах, просил и
уговаривал и сам почти-что плакал.
Затем он снова взял ее
на руки.
Он пообещал себе
больше никогда не совершать подобной
ошибки. Но, тем не менее,
боль вины точила его изнутри,
хотя и становилась все более
отдаленной, и более запутанной, поскольку
Елена внезапно изменила давление своих
губ и мир вокруг покачнулся.
Ему пришлось отступить назад, к
кровати, и, потянув Елену за
собой, присесть на нее. Мысли
Стефана спутались. Он думал только
о том, что Елена вернулась,
сидит на его коленях, такая
реальная, чуть подрагивающая, с шелковистой
кожей, эти мысли словно взорвались
у него в голове, и
он больше не мог терпеть.
Он знал, что она наслаждется,
поэтому терпел разгорающуюся в челюсти
боль.
Больше не было времени
и причин для размышлений. Елена
таяла в его руках, ее
волосы от его ласк приобрели
шелковую мягкость. На самом деле,
они таяли вдвоем. Боль в
зубах Стефана наконец привела к
неизбежному - клыки удлинились и
стали очень острыми. Их соприкосновение
с нижней губой Елены вызвало
у Стефана сильную вспышку удовольствия,
почти заставившую его задохнуться.
А
затем Елена сделала кое-что, чего
она никогд...
|
