|
И если Стефан считает, что
он всего лишь мышь, значит
он и есть мышь. Конец
дискуссии.
Раньше Дамон чувствовал себя
сильным и опасным, как извергающийся
вулкан Везувий. Теперь он вдруг
почувствовал себя так, словно стоял
возле Везувия, и гора яростно
грохотала. Ого! Он действительно чувствовал
страх, просто находясь так близко
к Стефану.
Он призвал на
помощь все имеющиеся у него
способности, мысленно заковывая себя в
лед, и надеялся что, по
крайней мере, спокойное дыхание придаст
уверенности его ответу.
- Я
пойду. Увидимся позже - надеюсь,
те смертные еще не умерли.
Как только они разошлись, Стефан
мысленно направил к нему осуждающие
слова - не болезненный выговор,
как когда он отбросил Дамона
к дереву, а обычное убеждение,
в каждом слове которого он
ясно выразил свое отношение к
брату.
Дамон же, удаляясь, послал
Стефану последнее сообщение:
«Я не
понимаю, - подумал он невинно,
- Что неправильного в том,
что я сказал, что надеюсь
на то, что те смертные
еще живы? Знаешь, я был
в магазине почтовых открыток, -
он не упомянул, что пришел
туда не за открытками, а
за молоденькими кассиршами, - и
в них есть надписи, типа
«Надеюсь, у вас все в
порядке» и «Соболезную», и это,
вероятно, означает, что ранее посланная
открытка была недостаточно эмоциональна.
Так
что же неправильного в выражении
«Надеюсь, они не умерли»?»
Стефан
даже не потрудился ответить. Но
Дамон послал вникуда быструю и
ослепительную улыбку, когда сел в
Порше и отправился к пансионату.
Он потянул за собой бельевую
веревку, которой была привязана парящая
над ним Елена. Она балансировала
в воздухе - ее ночная
рубашка раздувалась прямо над головой
Бонни - или точнее, над
тем местом, где должна была
быть голова Бонни. Бонни всегда
была маленькой, но из-за этой
замораживающей болезни она еще и
свернулась калачиком. Елена практически могла
сидеть на ней.
«Привет, принцесса.
Выглядишь великолепно, как всегда. Да
я и сам неплохо выгляжу.»
Это было одно из худших
приветствий в его жизни, подумал
он уныло. Но он почему-то
не чувствовал себя собой. Изменения
Стефана поразили его - вот
что идет совсем не так,
решил он.
- Да… мон.
Дамон вздрогнул. Голос Елены был
тихий и нерешительный… и абсолютно
прекрасный: стекающая каплями сладость, мед,
вытекающий прямо из пчелиных сот.
Он был уверен, что ее
голос стал ниже, чем до
превращения, и что она стала
произносить слова действительно медленнее. Вампиру
это напоминало сладкое «кап-кап» из
только что вскрытой человеческой вены.
- Да, ангел? Я называл
тебя «ангелом» раньше? Если нет,
то это было просто упущение
с моей стороны.
И когда
он сказал это, он понял,
что в ее голосе присутствовал
еще один компонент, который он
не учел раньше: чистота. Пронзительная
чистота ангела или херувима. Это
должно было отвлечь его, но
это наоборот напомнило ему, что
Елена была тем, кого следует
принимать всерьез, и никогда не
относиться легкомысленно.
«Я относился бы
к тебе серьезно, или легкомысленно,
или как бы ты только
не захотела, - подумал Дамон,
- если бы ты не
была так зациклена на этом
идиоте - моем младшем брате.»
Два фиалковых солнца повернулись к
нему: глаза Елены. Она услышала
его.
Первый раз в жизни
Дамон был окружен людьми, которые
были сильнее его. А для
вампира Сила была всем: материальные
ценности, положение в обществе, добыча,
отдых, секс, деньги, сладости.
Это
было странное чувство. Но совсем
не неприятное… в отношении Елены.
Ему нравились сильные женщины. И
он веками искал достаточно сильную.
Но взгляд Елены быстро вернул
его обратно к сложившейся ситуации.
Он криво припарковался возле пансионата,
схватил умирающую Бонни и взлетел
по узкой винтовой лестнице в
комнату Стефана. Это было единственное
место, в котором, как он
знал, находилась ванна.
В крошечной
ванной комнате едва ли хватило
бы места для троих, а
Дамон нес на руках Бонни.
Он наполнил старинную, четырехфутовую ванну
водой, которая, как ему подсказали
его чутко настроенные инстинкты, была
на пять градусов выше ледяной
температуры тела Бонни. Он пытался
объяснить Елене, чем он занимается,
но она, казалось, потеряла к
этому всякий интерес и кружила
по спальне Стефана, как большая
копия Тинкербелл, посаженная в клетку.
Она натыкалась на закрытое окно,
а затем подлетала к открытой
двери, оглядываясь по сторонам.
Какая
дилемма. Попросить Елену раздеть и
искупать Бонни и пойти на
риск, что она может окунуть
ее в воду не той
стороной? Или попросить Елену сделать
это, а самому присмотреть за
ними обеими, но не прикасаться
- пока не случиться какая-нибудь
катастрофа? Плюс, кто-то должен найти
миссис Флауэрс, чтобы она сделала
горячие напитки. Написать записку и
послать с ней Елену? Тогда
здесь в любой момент может
стать на одну пострадавшую больше.
Дамон поймал взгляд Елены, и
все незначительные заботы, кажется, испарились.
Слова появились у него в
голове, даже не побеспокоив его
уши.
«Помоги ей. Пожалуйста!»
Он
вернулся обратно в ванную, положил
Бонни на плотный ко...
|
