|
жен ли я целиться в
какую-то определенную их часть? —
спросил Мэтт, смотря на старую
женщину и пытаясь следить по
своему собственному экземпляру молитвы.
— Нет,
любая часть тела или головы
подойдет. Если ты отрежешь хвост,
ты сделаешь их слабее, но
ты также и разозлишь их.
Обаасан
остановилась и прокашлялась, коротким сухим
кашлем старой леди. Еще до
того как он смог предложить
сбегать вниз и принести ей
попить, миссис Сайтоу вошла в
комнату с подносом, на котором
стояло три маленькие чаши с
чаем.
— Спасибо, что подождали, —
вежливо сказал она, плавно опускаясь
на колени, чтобы обслужить их.
С первым глотком Мэтт понял,
что дымящийся зеленый чай был
намного лучше, чем он ожидал
после того, как он несколько
раз пробовал его в ресторанах.
И
затем наступила тишина.
Миссис Сайтоу сидела,
смотря на чашку, Обаасан прилегла
на матрасе, выглядя побледневшей и
съежившейся, а Мэтт чувствовал ураган
слов выстраивающихся в его горле.
Наконец,
даже несмотря на то, что
здравомыслие советовало ему молчать, его
прорвало:
— Боже, мне так жаль
Изабелл, миссис Сайтоу! Она это
не заслужила! Я только хочу,
чтобы вы знали, что мне…
Мне так жаль, и я
собираюсь добраться до этого китцуна,
который стоит за всем этим.
Я обещаю вам, я доберусь
до него!
— Китцуна? — резко
сказала миссис Сайтоу, уставившись на
него, будто он сделал что-то
безумное. Обаасан посмотрела со своей
подушки с жалостью.
Затем, не дожидаясь
того, чтобы собрать чайные принадлежности,
миссис Сайтой подпрыгнула и выбежала
из комнаты. Мэтт сохранял молчание.
—
Я… я…, — Обаасан говорила
с подушки. — Сильно не
мучайся, молодой человек. Моя дочь,
хотя и жрица, имеет очень
современные взгляды. Она возможно даже
сказала бы тебе, что китцунов
не существует.
— Даже после… то
есть, что она думает на
счет Изабелл?..
— Она думает, что
в этом городе плохое влияние,
но в «обычном человеческом» смысле.
Она думает, что Изабелл сделала
то, что она сделала из-за
стресса оттого, что пыталась быть
прилежной ученицей, хорошей жрицей и
достойным самураем.
— Вы хотите сказать,
что миссис Саейтоу чувствует за
собой вину?
— Она во многом
винит отца Изабелл. Он вернулся
в Японию, он — «клерк»,
— Обаасан сделала паузу, —
не знаю, почему я все
это тебе рассказала.
— Я сожалею,
— поспешно сказал Мэтт. —
Я не пытался совать нос
не в свои дела.
— Но
ты заботишься о других людях.
Мне бы хотелось, чтобы у
Изабелл был такой мальчик как
ты, вместо того.
Мэтт подумал о
несчастной фигуре, которую он видел
в больнице. Большинство шрамов Изабелл
будут невидимы под одеждой… надеюсь,
что она снова научится говорить.
Он
отважно сказал:
— Я все еще
свободен.
Обаасан слабо ему улыбнулась, затем
снова положила голову обратно на
подушку — нет, это был
деревянный подголовник, понял Мэтт. Он
не выглядел очень удобным.
— Очень
жалко, когда между человеческой семьей
и китцуном идет борьба, —
сказала она. — Потому что
идет молва, будто один из
наших предков взял в жены
китцуна.
— Что вы говорите?
Обаасан рассмеялась
в кулак.
— Мукаши-мукаши, или как
ты говоришь, в стародавние времена
преданий, великий Сегун разозлился на
всех китцунов в своем владении
за их проказы. Много лет
им приписывали всякие разные шалости,
но когда их он заподозрил
их в разорении зерновых полей,
терпение кончилось. Он поднял всех
мужчин и женщин в своем
хозяйстве и сказал им взять
колья, и стрелы, и камни,
и мотыги, и метлы и
истребить всех лис, у которых
есть норы в его владении,
даже тех, кто живет между
чердаком и крышей. Он собирался
без помилования убить всех до
единой лис. Но в ночь,
перед тем как она сделал
это, ему приснился сон, в
котором к нему пришла красивая
женщина, она была в ответе
за всех лис в его
владении. «И», — сказала она,
— «кроме того, это правда,
что мы проказничаем, мы платим
тебе, съедая всех крыс, мышей
и насекомых, которые действительно виноваты,
портят зерно. Не согласишься ли
ты обратить всю свою злость
только на меня и казнить
меня одну, пощадив остальных лисиц?
Я приду на рассвете, чтобы
услышать ответ». И она сдержала
свое слово, самая красивая из
китцунов прибыла на рассвете с
двенадцатью красивыми девами сопровождающих ее,
но она затмевала каждую из
них так же, как Луна
затмевает звезды. Сегун не мог
заставить себя убить ее и
попросил ее руки, а ее
двенадцать служанок он также женил
на своих самых верных слугах.
И сказано, что она всегда
была ему преданной женой, и
родила ему много детей, столь
же жестоких как Аматэрасу богиня
солнца, и столь же красивый
как луна, и что это
продолжалось до тех пор, пока
в один день в пути
Сегун случайно не убил лису.
Он поспешил домой, чтобы объяснить
жене, что это было непреднамеренное
убийство, но когда он прибыл
домой, то нашел всех в
печали — его жена ушла
от него, со всеми своими
сыновьями и дочерьми.
— О, как
плохо, — пробормотал Мэтт, пытаясь
быть вежливым, когда его подсознание
толкнуло его в ребра: —
подождите. Но если они ушли…
—
Я вижу, что ты внимательный
молодой человек, — тонко зас...
|
