|
ельно посмотрела на ясеневую плеть.
—
Конечно, я сделаю это, Деймон.
Я не хочу, чтобы еще
кто-нибудь пострадал из-за меня прежде,
чем я буду готова сражаться.
Доктор Меггар хороший целитель. Если
они позволят мне вернуться к
нему.
— Я, честно, не знаю,
— сказал Деймон, перехватив ее
пристальный взгляд. — Но одно
я точно знаю. Ты не
будешь чувствовать ни одного удара,
я обещаю тебе, — сказал
он быстро и искренне, его
темные глаза были очень большими.
— Я позабочусь об этом;
они все будут перенаправлены. И
ты не увидишь и следа
от отметин на утро. Но,
— он закончил гораздо медленнее,
— тебе придется на коленях
просить прощения у меня, твоего
хозяина, и у того грязного,
гнусного, омерзительного старого… — Проклятия
Деймона на мгновение унесли его
мысли, что он перешел на
итальянский.
— Кому?
— Главе трущоб и,
возможно, также брату Старого Дрозне
— Юному Дрозне.
— Хорошо. Скажи
им, что я извинюсь всем
Дрозне, каким они захотят. Быстрее
скажи им, пока мы не
потеряли свой шанс.
Елена могла видеть
взгляд, каким он посмотрел на
нее, но она мысленно ушла
в себя.
Позволила бы она Мередит
или Бонни сделать это? —
Нет. Позволила бы она этому
произойти с Кэролайн, если бы
могла каким-нибудь образом остановить это?
— Снова, нет.
Нет, нет, нет.
Елена
всегда очень остро реагировала на
жестокость по отношению к девушкам
и женщинам. Ее чувства по
поводу распространенного по всему миру
приниженного положения женщин в обществе
стали ей абсолютно очевидны с
момента ее возвращения из загробной
жизни. Если она вернулась обратно
в этот мир с какой-то
целью, то она решила, что
помочь освободить девушек и женщин
от рабства, которое многие из
них даже не могут заметить,
часть ее.
Но это было не
только о жестоких рабовладельцах и
безликих женщинах и мужчинах.
Это было
об Ульме, о сохранении ее
ребенка в безопасности… это было
о Стефане.
Если бы она сдалась,
она бы была только дерзким
рабом, спровоцировавшим маленькую перепалку на
дороге, но накрепко возвращенным на
свое место органами власти.
С другой
стороны, если их компанию тщательно
изучать… если кто-нибудь поймет, что
они здесь для освобождения Стефана…
если Елена — та причина,
по которой выйдет приказ: «Переведите
его на более строгое наблюдение;
избавьтесь от этих глупых ключей
китцунов…»
Ее разум пылал от картин
того, как Стефана будет наказан,
уведен, потерян, если это происшествие
в трущобах примет чрезмерные размеры.
Нет. Она не покинет Стефана
сейчас, чтобы бороться в войне,
которую не сможет выиграть. Но
она и не забудет.
«Я вернусь
за всеми вами», — пообещала
она.
А затем история приобрела другое
окончание. Она поняла, что Деймон
все еще не ушел. Он
пронзительно, как сокол, смотрит на
нее.
— Они послали меня за
тобой, — тихо сказал он.
— Они никогда не рассматривали
«нет», как ответ.
Елена могла едва
чувствовать силу его ярости по
отношению к ним, она взяла
и его руку и сжала
ее.
— В будущем я вернусь
с тобой за рабами, —
сказал он. — Ты же
знаешь это?
— Конечно, — сказала
Елена, и ее быстрый поцелуй
превратился в долгий.
Она даже не
совсем поняла, что Деймон сказал
на счет перенаправления боли. Но
она чувствовала, что одного поцелуя
было достаточно, чтобы она вынесла
все, Деймон впился рукой ее
волосы, и время потеряло свое
значение, пока Мередит не постучала
в дверь.
Кроваво-красный рассвет принял причудливые,
почти сказочные очертания к тому
моменту, как Елену привели к
сооружению на улице, где домовладельцы,
отвечающие за эту область, были
усажены на грудах когда-то прекрасных,
но уже изношенных подушек.
Они передавали
назад и вперед бутылки и
украшенные драгоценными камнями кожаные фляги,
заполненные «Черной Магией», единственным вином,
которым вампиры могли действительно наслаждаться,
куря кальяны и периодически фыркая
в сторону темных теней. При
этом, не обращая внимание на
улицу, полную зрителей, привлеченных слухом
о публичном наказании красивой молодой
девушки. Елена отрепетировала свои слова.
Она
предстала, с кляпом во рту
и закованными руками перед отхаркивающимися
и фыркающими властями. Младший Дрознe
сидел с торжествующим видом на
золотом ложе, заставляя чувствовать какую-то
неловкость. Деймон стоял между ним
и властями, он выглядел напряженным.
Елена никогда не испытывала такого
желания импровизировать, с тех пор
как играла в детстве в
пьесе и бросила цветочный горшок
в Петруччо в последней сцене
«Укрощения строптивой», что принесло ей
оглушительный успех.
Но здесь все было
по-настоящему серьезно. Свобода Стефана, жизнь
Бонни и Мередит могли зависеть
от этого. Елена перемещала свой
язык в пересохшем рту. И,
каким-то образом она поймала взгляд
Деймона, человека с плетью, вселяющего
в нее уверенность.
Казалось, он говорил
ей: «мужество и безразличие», даже
не используя телепатию.
Елене стало интересно,
был ли он сам когда-либо
в подобной ситуации.
Один из эскортов
пнул ее, заставляя опомниться, напоминая,
где она находилась.
Ей заранее дали
«соответствующий» костюм из забр...
|
