|
ты договаривался, не осталось аргументов.
Один
из них как будто случайно
поднял руку, держа за волосы
отрубленную голову.
Украшенная блеклыми листьями в
честь пиршества, которое должно было
состояться после церемонии, она выглядела
нелепо. Глаза Деймона вспыхнули настоящим
бешенством, которое заставило завибрировать предметы
вокруг него. Елена ощущала его
Силу, словно это была пантера,
рвущаяся с цепи.
У нее было
такое чувство, будто она говорит
против ветра, который каждое произнесенное
ею слово заталкивал обратно в
горло:
— Я согласна.
— Что?
— Все
кончено, Дей… Господин Дамиан. Больше
никаких споров. Я согласна.
И теперь,
поскольку она сама пала на
ковер перед Дрозне, внезапно послышались
причитания женщин и детей, и
началась стрельба дробинками направленными, иногда
неудачно, в ухмылявшихся рабовладельцев. Шлейф
платья развевался за ней, словно
у невесты, и его жемчужный
цвет окрашивался мерцающе-бордовым под вечно
красным небом. Ее волосы, не
затянутые в узел, свободно спадали
на плечи словно облако, так
что Деймону пришлось убрать их.
Он
дрожал. От ярости.
Елена не смела
взглянуть на него, зная, что
их разумы устремились бы друг
к другу. Она была единственной,
кто не забыл сказать свою
официальную речь перед ним и
Младшим Дрозне, так что вся
эта комедия не должна была
опять воспроизводиться. Говорить нужно с
чувством, ее учитель драмы мисс
Кортленд, всегда резко критиковала их.
Если в вас нет чувств,
никто и слушать не будет.
—
Господин! — Елена повысила голос
до крика, чтобы он перекрыл
причитания женщин. — Господин, я
всего лишь рабыня, не достойная,
чтобы обращаться к вам. Но
я перешла границу и я
с нетерпением приму свое наказание
— да с нетерпением, если
это вернет вам былое уважение,
которое оказывалось вам до моего
непозволительного злодейства. Я прошу вас
наказать опозоренную рабыню, которая лежит
словно грязные отбросы на вашем
благородном пути.
Речь, которую она кричала
ровным тоном человека точно знающего
каждое слово, фактически должно было
быть лишь четыре слова: «Господин,
я прошу прощения».
Но никто казалось
не заметил иронии, которую вложила
Мередит, и не нашел это
забавным. Крестный отец принял это;
Молодой Дрозне уже слышал это
однажды, и теперь настала очередь
Деймона.
Но, Юный Дрозне еще не
закончил. Ухмыляясь на Елену, он
произнес:
— Сейчас ты узнаешь свое,
малышка. Но я хочу взглянуть
на ясеневый прут прежде, чем
ты воспользуешься им! — обратился
он к Деймону.
Несколько раз ударив
со свистом плетью по окружающим
его подушкам (из-за чего воздух
наполнился рубиновой пылью) он был
удовлетворен — это было именно
то, чего он и хотел.
Его рот наполнился слюной, и
он развалился на ярко-желтом диване,
окинув взглядом Елену с головы
до пят.
И, наконец, время настало.
Деймон больше не мог оттягивать.
Медленно, как будто каждый шаг
был частью игры, которую он
не отрепетировал должным образом, он
обходил вокруг Елены, чтобы занять
удобную позицию. Наконец, когда толпа
начала проявлять нетерпение, а женщины
чуть не падали в обморок,
он нашел нужное ему место.
—
Я прошу прощение, мой господин,
— сказала Елена голосом без
эмоций.
«Если бы он забылся», —
подумала она, — «он бы
даже и не вспомнил о
потребностях.
Теперь, и в самом деле,
пора. Елена знала то, что
Деймон пообещал ей. Он так
же знала, что сегодня было
нарушено много обещаний. Во-первых, десять,
это почти в два раза
больше шести. Она не рассчитывала
на это. Но когда первый
удар обрушился на ее спину,
она знала, что Деймон своего
обещания не нарушил.
Она почувствовала слабый
порыв ветра, онемение, и, затем,
как ни странно, влагу, которая
заставила ее взглянуть вверх, сквозь
решетчатые своды подмосток, в поисках
облаков. Ее привело в замешательство
осознание того, что влажность —
это ее собственная кровь, пролитая
без боли и стекающая по
ней.
— Заставь ее считать, —
невнятно прорычал Младший Дрозне, и
Елена автоматически произнесла «один», прежде,
чем Деймон устроил бы драку.
Елена продолжила считать тем же
ясным безучастным голосом. Разумом, она
была не здесь, не в
этой, ужасной, отвратительно пахнущей, сточной
канаве. Она лежала, опираясь на
локти, и поддерживала лицо руками
и смотрела вниз — в
глаза Стефану — те древесно-зеленые
глаза, которые никогда не состарятся,
в независимости от прошедших столетий.
Она
мечтательно считала для него, и
десять будет их сигналом, для
того чтобы подпрыгнуть и начать
гонку.
Шел дождь, но Стефан давал
ей фору, и скоро, скоро
она бросится от него и
побежит через густую зеленую траву.
Она
хотела бы сделать эту гонку
честной и действительно вложила бы
в нее все свои силы,
но Стефан, конечно, поймал бы
ее.
А затем они вместе опустятся
на траву и будут смеяться,
смеяться, будто у них истерика.
Что
касается расплывчатых, далеких звуках, подобных
волчьему, злобному и пьяному рыку,
то даже они постепенно изменялись.
Все
это было связано с глупым
сном о Деймоне и ясеневой
трости. Во сне Деймон бил
достаточно сильно, чтобы удовлетв...
|
