|
а кивнула.
— Конечно, если не
отпугнут от нас Деймона, —
добавила она в шутку, и
почувствовала, что время остановилось, когда
Бонни и Мередит одновременно уставились
на нее, надеясь уловить что-нибудь
в выражении лица Елены.
Но Елена
оставалась беспристрастной, а Леди Ульма
продолжила:
— Естественно, что ограничения не
будут распространяться на Господина Деймона.
—
Естественно, — спокойно сказала Елена.
—
А теперь перейдем к наряду
самой маленькой красавицы, — сказала
Леди Ульма Бонни, и та,
краснея, закусила губу. — У
меня есть кое-что особенное для
тебя. Я очень давно скучала
по работе с этим материалом.
Я проходила мимо витрины магазина
много лет подряд и жаждала
купить эту материю и создать
из нее что-нибудь изумительное. Вы
видите?
Несколько швей подошли к
ним, держа платье более легкое
и меньших размеров, нежели у
Мередит, а между тем Леди
Ульма показывала им эскиз. Елена
смотрела с изумлением. Материя была
великолепна — невероятно — но
особенно невообразимо было то, как
она скреплена между собой. Текстура
платья представляла собой яркого зелено-синего
павлина, с удивительно красиво вышитыми
горящими глазами над талией.
Карие глаза
Бонни расширились еще сильнее.
— Это
для меня? — выдохнула она,
практически боясь прикоснуться к ткани.
—
Да, и мы уберем твои
волосы со спины, так чтобы
ты выглядела также утонченно, как
и твоя подруга. Давай, примерь
его. Я думаю, тебе понравиться,
как ты будешь выглядеть в
этом платье.
Люсьен вышел и Мередит
надела на себя платье-русалку. Бонни
радостно принялась раздеваться. Леди Ульма,
как оказалось, была права. Бонни
понравилось, как она выглядела в
этот вечер. Сейчас на нее
наносились последние штрихи, такие как
несколько капель духов с ароматом
розы и цитрусовых, изготовленных специально
для нее
Она стояла перед огромным
зеркалом, всего за несколько минут
до того, как они отправятся
на празднество, которое устраивала Фазина
— Серебряный Соловей.
Бонни слегка повернулась,
с трепетом глядя на свое
платье. Ее лиф был сделан,
или казалось, что был сделан,
целиком из павлиньих перьев, которые
собирались на талии, демонстрируя ее
миниатюрность. Еще один каскад более
крупных перьев струился от талии
вниз спереди и сзади. Со
спины был небольшой шлейф из
павлиньих перьев на изумрудном шелке.
Спереди, под крупным каскадом направленных
вниз перьев, красовалась выполненная золотом
и серебром вышивка из стилизованных
перевернутых контурных перьев, струящихся до
самого подола, окаймленного тончайшей золотой
парчой.
И как будто этого было
недостаточно, у Леди Ульмы был
веер из настоящих павлиньих перьев,
вставленных в ярко-зеленую нефритовую ручку,
с кисточкой на конце, на
которой тихо звенели нефритовая, топазовая
и изумрудная подвески. На шее
Бонни красовалось нефритовое ожерелье, инкрустированное
изумрудами, сапфирами и ляпис-лазурью. На
запястьях у нее были наручники
из нефрита и изумруда —
символ ее рабства, и они
щелкали каждый раз, как она
двигалась. Но Бонни не могла
долго задерживать на них взгляд,
и не могла призвать надлежащую
ненависть к ним.
Она думала о
том, что пришел специальный парикмахер
для того, чтобы выпрямить земляничные
кудри Бонни до состояния пока
они, потемневшие до истинно красного,
не были гладко прилизаны к
ее голове, и закреплены нефритовым
и изумрудным зажимами. Ее лицо
формы сердца никогда не выглядело
настолько зрелым, настолько сложным. К
изумрудным векам с накрашенными ресницами
Леди Ульма добавила яркую красную
помаду и, нарушив свое правило,
все-таки добавила ей румян на
щеки. Это выглядело так, словно
на полупрозрачной коже Бонни проступил
румянец от комплимента.
Изящно вырезанные нефритовые
сережки с золотыми колокольчиками внутри
завершали ансамбль, и Бонни чувствовала,
будто она была Принцессой Древнего
Востока.
— Это действительно какое-то чудо.
Обычно я похожу на эльфа,
пытающегося нарядится черлидером или цветочницей,
— говорила она, целуя Леди
Ульму снова и снова, восхищенная
тем, что помада осталась на
ее губах, а не на
щеках женщины. — Но сегодня
я выгляжу как молодая женщина.
Она
бы продолжала лепетать, не в
состоянии остановить себя, даже видя
как Леди Ульма уже пыталась
осторожно стряхивать слезы со своих
глаз, но в этот момент
в комнату зашла Елена и
она ахнула.
Платье Елены было завершено
только во второй половине дня,
поэтому Бонни видела его лишь
на эскизе. Но он не
в состоянии был передать, как
платье будет смотреться непосредственно на
Елене. Бонни в тайне задавалась
вопросом, понадеялась ли Леди Ульма
на естественную красоту Елены и
надеялась ли, что Елена будет
в таком же восторге от
своего платья, как Бонни и
Мередит от своих. Теперь Бонни
поняла.
— Оно называется «Платьем Богини»,
— объяснила Леди Ульма всем,
ошеломленно притихшим, когда Елена вошла
в комнату, и Бонни подумала,
что если богини когда-либо жили
на горе Олимп, они бы
хотели одеваться именно так.
Фокус платья
был в его простоте. Оно
было сделано из молочно-белого шелка
с изящно плиссированной талией...
|
