с Флауэрс снова открыла глаза
и вздохнула: — Дорогая Мама (она
произнесла это слово с ударением
на втором слоге), капризна сегодня.
Я просто не могу заставить
ее дать мне четкий ответ.
Она говорит, что встреча будет
очень шумной, и затем очень
тихой. И ясно — она
чувствует, что это будет очень
опасно. Я думаю, что мне
лучше пойти с тобой, мой
милый. — Нет, нет! Если ваша
мама думает, что это опасно
я не буду даже пытаться,
— сказал Мэтт. Девушки сдерут с
него кожу заживо, если что-нибудь
случится с миссис Флауэрс, подумал
он. Лучше не рисковать. Миссис Флауэрс откинулась
на спинку стула с облегчением. —
Хорошо, — наконец сказала она,
— полагаю, что мне лучше
заняться прополкой. И еще мне
нужно срезать и засушить полынь.
А черника уже должна быть
спелой. Как летит время. — Что
ж, вы для меня готовите
и все такое прочее, —
сказал Мэтт. — Я хочу,
чтобы вы позволили мне оплатить
еду и ночлег. — Я никогда
не прощу себе, если возьму
с тебя деньги! Ты мой
гость, Мэтт. И к тому
же мой друг, я надеюсь. —
Совершенно верно. Без вас я
бы пропал. А я пойду,
прогуляюсь по окраине города. Мне
нужно куда-то девать свою энергию.
Мне бы очень хотелось… —
он внезапно прервался. Он собирался сказать,
что ему хотелось покидать мяч
вместе с Джимом Врайсом. Но
Джим уже никогда не будет
бросать мяч. Не с его
изуродованными руками. — Я просто выйду
прогуляться, — сказал он. — Конечно,
— ответила миссис Флауэрс. —
Пожалуйста, Мэтт, дорогой, будь осторожен. Не
забудь взять куртку или ветровку. —
Да, мэм. Было начало августа, жаркого
и настолько влажного, что можно
было гулять в купальных шортах.
Но Мэтта именно так учили
обходиться с маленькими пожилыми дамами,
даже если они были ведьмами
и во многом остры как
скальпель, который он положил в
карман перед выходом из дома.
Он вышел на улицу, пройдясь
немного, он свернул вниз —
к кладбищу. Теперь, если за кладбищем
он засядет в месте, где
склон спускался ниже чащи, ему
было видно любого, кто переходил
границу Старого Леса, а его,
в свою очередь, не было
видно с любого места. Он
спешил туда, бесшумно перебираясь и
прячась за надгробиями, стараясь отслеживать
любое изменение в пении птиц,
которое указало бы ему о
приходе детей. Но единственным пением
птиц было карканье ворон в
чаще, и он никого не
видел вовсе — пока не
проскользнул в свое укрытие. Там он
увидел, смотрящее ему в лицо,
дуло пистолета, а за ним
лицо шерифа Рича Моссберга. Первые
слова шерифа, казались на записанную
речь, которую произносит говорящая кукла,
которую дергают за колечко на
спине: — Мэтью Джефри Ханикатт, я
арестовываю вас за оскорбительные действия
в отношении Кэролайн Бьюл Форбс.
Вы имеете право хранить молчание. —
И вы тоже, — зашипел
Мэтт. — Но не надолго!
Слышите, как одновременно взлетели эти
вороны? Дети идут к Старому
Лесу! И они близко! Шериф Моссберг
был одним из тех людей,
которые никогда не прекращают говорить
пока не закончат, так что
к этому времени он говорил: —
Вы понимаете свои права? — Нет,
сэр! Mi ne komprenas, Dumbtalk!
Между бровями шерифа появилась морщинка: —
Ты сейчас говорил со мной
на итальянском? — Это эсперанто, у
нас нет времени! Там они,
о боже, Шиничи с ними!
— последнее предложение было сказано
почти неслышным шепотом, поскольку Мэтт
наклонил голову и заглядывал через
бурьян на краю кладбища, стараясь
не задеть его. Да, это был
Шиничи, он шел за руку
с девочкой лет двенадцати. Мэтт
смутно знал ее: она жила
возле Риджмонта. Так как же
ее звали? Бетси, Бекка? Шериф Моссберг
издал слабый мучительный звук: — Моя
племянница, — вздохнул он, Мэтт
удивился, что он может говорить
так тихо. — Это, на
самом деле, моя племянница, Ребекка! —
Хорошо, просто оставайтесь на месте
и держитесь, — прошептал Мэтт. За
Шиничи линейкой шли дети, он
походил на Сатанинского крысолова из
сказки, с его черными блестящими
волосами которые отдавали на концах
красным, и его золотыми глазами,
смеющимися в послеполуденном солнце. Дети
хихикали и пели, среди них
были голоса и совсем маленьких,
фальшиво пели «Семь маленьких кроликов». Мэтт
почувствовал, что во рту у
него пересохло. Было мучительно наблюдать,
как они идут в лесную
чащу, словно ягнята идущие на
бойню. Он должен был сдерживать
шерифа, чтобы тот не застрелил
Шиничи. Из-за этого на них
мог обрушиться весь ад. Как
только последний ребенок скрылся в
зарослях, Мэтт облегченно опустил голову,
но ему тут же пришлось
поднять ее вновь. Шериф Моссберг приготовился
встать. — Нет! — Мэтт схватил
его за запястье. Шериф вырвался из
его хватки: — Я должен войти
туда! У него моя племянница! —
Он не станет убивать ее.
Они не убивают детей. Я
не знаю почему, но они
не убивают. — Вы слышали,
какой грязи он учил их.
Он споет другую песенку, когда
увидит полуавтоматический пистолет Глок, нацеленный
ему в голову. — Слушайте, —
сказал Мэтт, — вы должны
арестовать меня, правильно? Я требую,
чтобы Вы арестовали меня. Только
не ходите в этот лес! —
Я не вижу тут н...
|