|
идела.
Инстинктивно, тем не менее, она
поняла, что она увидела кое-что
важное. Она затаила дыхание и
пришла в восторг и вызывающую
головокружение сладость от присоединения к
ней другой души.
И теперь, ее
врожденная любовь и беспокойство заставляли
ее попытаться заговорить.
— Ты замерз?
— спросила она ребенка, цепи
которого были достаточно длинными, чтобы
позволить ему обнять руками свои
ноги.
Он был одет в черные
лохмотья.
Он молча кивнул.
Его огромные черные
глаза, казалось, занимали большую часть
лица.
— Где ты находишься? —
с сомнением спросила Елена, думая
о возможности согреть ребенка.
— Не
в этом? — она показала
на гигантский каменный валун.
Мальчик снова
кивнул.
— Там теплее, но он
не позволяет мне находиться внутри
долго.
— Он? — Елена всегда
была в поисках признаков Шиничи,
этого злого духа лисы.
— Кто
«он», милый? — она уже
опустилась на колени и взяла
ребенка на руки, он был
холодный, ледяной, и оковы были
обледенелыми.
— Деймон, — прошептал маленький
оборванец.
Впервые глаза мальчика оставили ее
лицо, чтобы с ужасом поглядеть
вокруг.
— Деймон сделал это? —
голос Елены сначала был громким,
но концу она зашептала, как
и мальчик, поскольку он перевел
на нее просительные глаза и
отчаянно погладил ее губы, как
бархатная лапка котенка.
«Это — все
только символы», — напомнила себе
Елена.
«Это — разум Деймон— его
душа — то, что ты
видишь.»
— А ты? — спросил
он внезапно.
Такого не бывало прежде,
когда ты сделал это с
кем-то — увидел мир внутри
него, пейзажи полные любви и
залитые лунным светом, все это
символизирует нормальную, здоровую работу не
обычного, а экстраординарного разума.
Елена не
могла вспомнить имя человека теперь,
но она вспомнила красоту. Она
знала, что ее собственный ум
использовал бы такие символы, чтобы
представить себя другому человеку.
Нет, она
поняла внезапно и окончательно: она
не видела Душу Деймона.
Душа Деймона
была где-то в этом огромном,
тяжелом валуне.
Его душа жила в
ограниченной отвратительной вещи, и он
избрал этот путь.
Все, что он
оставил снаружи, было всего лишь
старым воспоминанием о его детстве,
мальчик, который был изгнан из
остальной части его души.
— Если
Деймон оставил тебя здесь, то,
кто ты? — Елена говорила
медленно, проверяя свою теорию, глядя
на черные как ночь глаза
ребенка, и темные волосы и
черты, которые она узнала, даже
если они выглядели такими юными.
—
Я — Деймон, — бледными
губами прошептал малыш.
Может быть, даже
скорей всего, подумала Елена. Она
не хотела навредить этому символу
детства Деймона. Она хотела, чтобы
он почувствовал те удобство и
комфорт, которые чувствует она. Если
бы душа Деймона походила на
дом, то она прибралась бы
в нем, и заполнила каждую
комнату цветами и звездным светом.
Если
на пейзаж, она поместила бы
ореол вокруг полной белой луны,
или радугу среди облаков.
Но вместо
этого она представляла из себя
голодающего ребенка, прикованного цепью к
камню то, что никто не
мог разрушить, и она хотела
утешить и успокоить малыша.
Она укачивала
маленького мальчика, потирая его руки
и ноги, прижав его как
птенца к своему духу-телу.
Сначала он
был настороженным и напряженным в
ее руках.
Но спустя некоторое время,
когда в результате их контакта
ничего плохого не произошло, он
расслабился, и девушка почувствовала, что
его маленькое тельце стало теплым,
тяжелым и сонливым в ее
руках. Сама она чувствовала сладкое
удовлетворение от заботы о маленьком
существе. Через несколько минут ребенок
в ее руках уснул, и
Елена
подумала, что на его губах
появился слабый признак улыбки. Она
обняла его небольшое тело, мягко
покачивала, улыбаясь про себя.
Она размышляла
о ком-то, кто держал ее,
когда она плакала.
Этот кто-то —
не был забыт, никогда забывался
— но от него ее
горло сжимается от боли.
Кто-то такой
важный, было крайне важно, чтобы
она помнила его теперь, сейчас,
и что она… она должна…
найти…
И вдруг мирная ночь ума
Деймона была взорвана звуком, светом
и энергией, и в Елене,
оказавшейся на пути этой силы,
разгорелась память от одного имени.
Стефан.
Боже,
она позабыла о нем, по-настоящему,
в течение нескольких минут она
позволила втянуть себя в то,
что означало забыть его.
Тоска всех
тех одиноких ночных часов, когда
она сидела и изливала свое
горе и страхи в дневник,
и затем мир и покой,
что предложил ей Деймон фактически
заставил ее забыть Стефана, забыть
то, что он мог страдать
в этот самый момент.
— Нет,
нет! — боролась с темнотой
Елена.
— Отпусти, я должна найти,
не надейся, что я забыла.
—
Елена, — голос Деймона был
спокоен и нежен, по крайней
мере, бесстрастен. — Если ты
продолжишь вырываться, как сейчас, у
тебя получится — но до
земли далеко.
Елена открыла глаза, и
все ее воспоминания о скале
и маленьком мальчике улетели, рассеялись
как белый пух одуванчика по
ветру.
Она с укоризной посмотрела на
Деймона:
— Ты… ты…
— Да, —
сказал Деймон спокойно, — свали
вину на меня. Почему нет?
Но я не влиял на
тебя и не к...
|
